|
Сайт 2-го Международного Конкурса Arruna Победители конкурса >> Фотоотчет о церемонии награждения >> Третий Международный Конкурс Arruna 2009 >> |
| Главная | Стихотворения | Рассказы | Рисунки | Фотографии |
|
Аксинья Косякова На букву З Безумно большой воротник. Категорически несоразмерный меховой воротник куртки-аляски. Вот мне интересно, кто же это придумал. Сидел этот кто-то, с высшим образованием даже вероятно, и придумывал. Сидел за огромным макинтошем, расковыривал от нервного раздумья прыщик на лбу, и думал, а стоит ли вообще приделывать капюшон? Потом коллеги предложили заказать в офис пиццу, этот кто-то сильно и азартно заторопился. Пиццу как-то быстро привезли, а сдавать модель уже завтра крайний срок. И этот кто-то приделал такой капюшон, который был соразмерен урчанию желудочного сока, поедающего в свое удовольствие нежилой с самого завтрака желудок. Или вот это. Что это? Сидит девушка, вся напомаженная, как "феррари", с жирным слоем гламура на лице. Мех на пальто (опять же! где столько зверей только выращивают?!), акрил на ногтях, прононс подиумный в зубах, интеллект болезный и запуганный в дальнем ящике мозга. Глаза вниз опускаешь, а там, там настоящие, не модельные, настоящие милицейские брюки. Те самые, от формы, серые с красными, как артерии, лампасами, текущими вдоль ног. Девушка, вероятно, дома крутила-крутила фуэте перед зеркалом, ломала голову, как спрятать этот мышиный форменный ужас. От куртки форменной можно отказаться, остальной верх можно под гражданское пальтишко запхать. И только брюки эти, брюки эти гадки, колючие, торчат, торчат, торчат!!! Или вот этот вот. С выбитым зубом-резцом и с английским шарфом. Не говорит по-русски. У него, может, вообще какой-нибудь, скажем, узбекский родной. А я не знаю узбекский. У меня есть этот зуб, зуб на месте, но нет шарфа и нет узбекского языка. И я не идеальна, а что? да. Душно в метро. Шарф давит, под шарфом испарина. В животt Атлантида и она уходит, уходит, уходит под ледяную мертвенную воду. Стою, пялюсь на то, что само в глаза лезет. Жду. Я на самом деле жду. Ее жду. Сегодня вторник. Очень хочется упомянуть про ситуацию по лунному календарю. Но я не знаю лунного календаря. Я не идеальна, а что? Да. В метро нельзя курить. Хотя мне-то кажется, что я уже над этим местом продышала дырку в небо и курить можно, потому что уже месяц я хожу сюда в это время. Жариться под шарфом, слушать Атлантиду и ждать. Но курить нельзя. На меня нашла ностальгия, и сейчас я буду нудить про детство. Все равно пока стою жду. Наверное, я виновата, что у меня было такое детство. Или виновато детство, что я такая у него была. Очень много помню. Когда и где я родилась уже за меня написали в моем паспорте. Вот забавно, самое существенно важное уже написано о нас чужой рукой, каллиграфическим почерком в нашем паспорте. И какой он должен быть, мой паспорт, меня лично никто не спросил. Мне откровенно не нравится, что он такого цвета, из такого материала и такого размера. Я сама бы сделала его синим, из ситца, очень маленьким, чтобы туда никак не помещалось фото. Из детства помню большую кастрюлю мантов, и манты не помещаются в рот. И дышала я этим ртом, в который манты не помещались, на морозе, поэтому папа в педагогическом пароксизме залепил мне рот пластырем. Еще я забыла кукол на веранде детсада, кукол кто-то сжег, и я всем сердцем посочувствовала всем, кто пострадал от пожаров на всей Земле. У меня было косоглазие, его вылечили, но мне стыдно про него рассказывать, мой левый глаз видел мой нос. Глазу тоже стыдно. Зое я про это не рассказывала. Нам с глазом было слишком стыдно за косоглазие, мантам стыдно за свой размер, а паспорту стыдно, что он такой, какой есть. А вот этот прошел только что. Ужас какой умный. От него так и несет математическими матрицами, учебниками по сопромату и курицей гриль. Курицей, потому что у него не работает плита, ее нельзя починить математической матрицей. Зое я про многое не рассказывала. Она живет в съемной комнате с видом на Москва-реку, курит хорошие сигареты, часто поправляет лямочку синей маячки, носит обувь без каблука, стесняется красить веки тенями, устает к субботе. На кухне кот. Нарисованный. Зовут Максим. Зоя живет одна, моет за собой посуду сразу после еды, готовит салаты, страдает болями в сердце, носит пальто-шинель. Я ее очень+Ну как это. Как это не так глупо сказать. Я к ней+ Лю+Любила в общем. Столько раз слово такое простое ей сказано было, что теперь оно вязнет в зубах. И еще я Зою сильно, сернокислотно ревновала. Она мне показывала фото: "Вот это моя бывшая, Маша, на Мальдивах, а вот эта моя, ах, конечно же, бывшая, Жанна в Иерусалиме, это Наташа (на ушко: "с ней мы только спали"), а это+"Я кивала. Я архивировала. Образовался такой архив, что в бумажной пыли у меня развилась астма. И чихать бы на все, что было. Но это ревность. Она оставляет по себе толстенные папки с подробной переписью шрамов, зализов, где болелось, где плакалось и прочего. Для архива понадобился сначала ангар, потом два ангара, потом фантастическое сооружение из слюды, чтобы все лежало как надо и меня не придавило. Зоя смеялась, открывала зубы, гладила мне челку, сидя спиной к нарисованному Максу и выдыхая сигареты в потолок. Одно было плохо, Зоя, как песок пустыни, жгла пальцы, и пальцы сами разжимались и отпускали песок. Когда мы занимались сексом, я знала, что это пляж. На пляже из песка можно слепить крокодила, замок, лабиринт, женский сапог (если не получится, можно сказать, что лепил Италию. То есть Италию тоже можно слепить), толстого мальчика в трусах, лодку, голову из "Руслана и Людмилы"+ А вот у этого мужика жена противная. Он ее гладит по голове. Она высокая. А может, она занимается йогой и шепчет ему мантры, а он как раз страсть как любит мантры. И любит ее. И гладит ее при случае по голове. В голове мантры. Мантрам тоже нравится, что их гладят. Мантры близко знакомы с йогой. Йога сосем не против, что ее знает противная высокая женщина, которую муж гладит по голове. Из песка можно все слепить, если он не слишком раскален. Я приходила к Зое и оставалась на ночь. На пляже с теплым ночным песком. И лепила, лепила, лепила+ Последняя Зоина любовь, то есть до меня, была маленького роста, носила кроссовки дорогой марки, гордилась фирменным термосом, любила Зою и умела плакать до рвоты. Они дружат. Настя придумала глупый, ужасно глупый ник для аськи. Зоя уронила ник, из-под я зыка отпустила как-то в разговоре и он въелся мне, как вой бормашины, в зубы (может, именно в тот зуб, который у меня есть, а у мужика в английском шарфе, того мужика, который не говорит по-русски, нет. Поэтому мужик счастлив, а я как сказать). И не надо так на меня смотреть, женщина. Если я достала сигарету - это совсем не значит, что я закурю. Мне просто с сигаретой спокойнее. Мы с сигаретой стоим тут и ждем. Не надо так смотреть, у меня на вас не хватает битов памяти. У меня другие мысли+ Мысли у Зои в голове были правильные, как Букварь. Интересные, как программка в театре. Глубокие, как бассейн в дельфинарии. Я любила читать, театр "Ленком" и дельфинов. Я Зою любила. ЯлюбилаЗою. ЗоюЗоюЗою+Зою..вою...вою..в-о-ю+ "Вою" заканчивается на ту же букву, что и "люблю". Очень кстати. У меня зубы ныли, когда скоро праздник, а я уже подарок ей купила. А подарить пока нельзя, потому что до праздника еще сколько-то там дней. Аж зубы ныли (и, может именно тот зуб, которого нет у мужика-узбека в английском шарфе, а у меня есть. Вот он, корень зла!). Ходила я к ней, ходила, любила, ревновала, а потом все. Пшик и все. Пшик и ничего. Вот так: и все, и ничего. Но это у меня отложилось в сжатом виде. В ноликах и единичках. Я потом ездила, говорила глупости, я ей купила кота настоящего. Кот он всегда хорошо, он дома ждет, глупости не говорит и чужих не любит. Долго к чужим привыкает. А Максим он сидит, молчит, даже краской типографской уже не пахнет. Никакой он этот Максим. Но душевный. Хотя к чужим равнодушен. Я хочу, чтобы в ее доме хоть кто-то чуял чужих. Разгерметизация шатла произошла в воскресенье. С воскресенья все кончилось. Во вторник я спала под ее дверью, и на щеке остался след от штукатурки стены. В среду плакала до привкуса крови во рту, в этот же день наелась до смерти в Макдоналдсе и про себя назвала ее сукой. Еще через ночь я пожалела, что назвала ее сукой и пожалела, что наелась так жутко. В пятницу я купила билет до Нижнего Новгорода. В следующее воскресенье села в нужный поезд. В этот же день через пару минут сошла с нужного поезда до отправления и пошла в ненужном направлении. То есть к ней. Под дверью не спала. Но поплакала и пошла восвояси. И так далее, и так долго, и так обыденно и как у всех бывает. Вон девочка прошла с плеером. Ничего не слышит. Назовешь ее "зайка" - не услышит. А назвать хочется, уж очень хорошенькая, как птичка, беленькая. И резинка у нее в волосах с морской пластиковой синей звездочкой. "Звездочка моя," - говорила я Зое. Зоя слышала. Зое нравилось. У нее были усталые глаза и поэтому она тоже была как птичка. Комкаю в памяти все это недоразумение. Потому что "расставание" и "недоразумение", кстати, имеют что-то общее в фонетике. Но не суть. А вон женщина зашла в вагон. А сумку ей прищемили дверьми. Думаете, сумке не больно?! Женщина вошла, получается, не вся, потому что сумка в данный момент - ее продолжение. Зоя была моим продолжением. Глагол "быть" имеет, как известно, разные временные формы. Вот "была" - самое то сейчас. Напечатанный Макс не реагировал, когда я с влажными глазами, глядя в чашку с кофе, перебирала в уме филологические бусы времен и склонений. А живой кот, наверное, понял бы. Он чужих чует и не понимает. А я ему не чужая. Так вот. Я жду. Я жду Настю. Она в это время идет с работы, и мы вместе едем к ней. Я запомнила ник, нашла этот глупый ник в резервуаре Мировой Сети. Познакомились, и дальше все неинтересно как всегда, банально как обычно, пресно, как бывает+ Мнусь тут битый час с ноги на ногу. Утомилась уже стоять. Но терплю. У прошедшего парня былинно-широкая спина. У Насти широкая кровать. Очень широкая кровать. Кровать поселилась в Люблино. Настя поселилась в квартире, которую уже до нее обжила кровать. Кровати и Насте нравится квартира. Квартире спокойно и не шумно от шоссе в Люблино. Все счастливы. Кроме меня. Я встречаю Настю, мы едем к ней, я что-нибудь немудреное варю на ужин и так далее галопом по бытовухе. Мне не хочется здесь стоять, не хочется ждать, слушать Атлантиду, жариться под шарфом. Не люблю Настю и не люблю ее ждать. Что из этого причина и что следствие, думаю, вполне прозрачно. Я сплю с Настей и дрожу от желания. От жаркого, идущего горлом, крика. От влажных ладоней. От нежных детских волокон внизу живота, мокнущих от неклиматической жары. Я сплю с Настей и жадно, жадно, детски-жадно желаю ее. Желаю ее, сжимаю зубы. "Женщина" и "желание" начинаются на одну букву - филология, чтоб ее, фонетика. А "ж" и "з" какие-то, по-моему вообще родственные буквы. Я желаю Настю, болезненно и пустынно. Потому что эту женщину, эту девочку, которую я не люблю, когда-то ласкала и желала Зоя. Зоя трогала эти мягкие припухлости на груди, эти родинки знала по счету, знала, как кричит это горло, когда плавится. Теперь я собираю Зоино тепло с чужого тела. С тела мне чужого и Зое чужого. Но хранящего тепло, тепло, которое начинается на "з". Я сплю с Настей и собираю все Зоино, что у нее осталось, по песчинкам. По песчинкам собираю барханы. Барханы, барханы, барханы и брожу по ним. Блуждаю (один корень с "блудом",да?). По ночам я леплю. Сапог, который не только сапог, но и Италия, детские сны, футбольные мячики, дивные цветы, замки, столичные города и всякое прочее. И у меня есть только этот песок. Песок тошнотой сыплется по стенкам горла днем, а ночью он теплый, морской, Зоин+ Но хочется курить. Я продышала дырку в небо. Я продышала. Я про-пустила, упустила, отпустила. Потеряла. Хочется курить. Песок имеет свойство утекать. Сквозь пальцы. |
| Читатель | Случайно попал на этот текст и не смог оторваться не дочитав до конца! Это чудо творение! Превосходно! |